Волчья река  - Рэйчел Кейн

– Да, – говорю я. Но на самом деле это означает «нет». Или «я не знаю». Закрываю глаза. Теплый влажный ветер овевает мое лицо, и я медленно вдыхаю его, потом резко выдыхаю.

Я открываю дверь этим воспоминаниям, и первое, что я вижу, – это мой бывший муж, Мэлвин Ройял, лежащий радом со мной; когда я просыпаюсь, он улыбается мне. Я там. Я ощущаю тяжелую, давящую влажность луизианского воздуха. Запах гниющего дерева, из которого выстроен дом. Сырая, жесткая ночная рубашка, прилипающая к моему телу, принадлежит мертвой женщине.

Я чувствую, как в мои запястья впиваются наручники.

«Нет. НЕТ».

– Гвен?

Открываю рот, но не могу издать ни звука. Отворачиваюсь от этих воспоминаний, засовываю их поглубже, захлопываю металлическую дверь и запираю на карикатурно огромный висячий замок. Но я все еще вижу улыбку Мэлвина – одну улыбку, как у Чеширского Кота, – и смотрящий на меня мертвый стеклянный глаз камеры.

Я видела, как Мэлвин насмерть забил женщину. Он бил ее, пока от нее не осталось ничего. Я не могу вернуться туда.

– Извините, – говорю я доктору Маркс; мой голос звучит слабо и обреченно. – Я не могу.

– Всё в порядке, – отвечает она. – Вы просто слишком торо́питесь. Отпустите это. Сделайте шаг назад. Слушайте стук своего сердца. Дышите. Вам не нужно делать этого, пока вы не будете готовы, – а вы почувствуете, когда будете готовы. До тех пор вам нужно защищать себя от того, что причиняет боль. В этом нет стыда.

Я делаю, как она говорит. Я почти задыхаюсь, но когда мое дыхание замедляется, я снова здесь, у озера Стиллхауз. Воздух пахнет знакомо. Этот свежий запах сосен отсекает память о смраде гниения. Я открываю глаза и смотрю на спокойную воду озера, подернутую мелкой рябью.

Я не там. Но в каком-то смысле я так и не ушла оттуда. Может быть, я еще не готова оставить это в прошлом.

– Извините, – снова говорю я. – Я просто… я думала, что смогу сделать это сегодня. Но едва не проиграла этой памяти.

– Едва, – отвечает доктор Маркс. – Но все же не проиграли. Вам нужно прощать себе человеческие слабости. Никто не бывает сильным постоянно.

Но мне нужно быть сильной именно что постоянно. У меня есть враги, и сейчас их не меньше, чем прежде. Сила – это единственное, что стоит между этой безликой угрозой и моими детьми.

Я записываюсь к ней на прием через две недели. В течение часа мы просидим друг напротив друга, и я буду пытаться выдавить из себя этот яд. Но не сегодня, нет, не сегодня.

Когда я кладу трубку, то вижу, что закат еще не наступил, просто предвечерние тени уже сделались длинными и густыми, и я в течение секунды наслаждаюсь этой тишиной, а потом направляюсь к ящику, стоящему у поворота на подъездную дорожку. Крышка разрисована веселенькими желтыми цветочками, и хотя дети хотели написать на ней наши имена, я очень твердо сказала им «нет». Я позволила им подписать их работу инициалами, сочтя это приемлемым компромиссом. И сейчас я фокусирую внимание на этом рисунке, на мире, который он символизирует, и говорю себе, что справлюсь со случившимся.

Откидываю дверцу ящика – и вижу размытое движение еще до того, как слышу шипящий перестук. Инстинкт заставляет меня отскочить назад за миг до того, как змея атакует. Я делаю несколько быстрых, неловких шагов прочь; змеи могут ударять почти на всю длину своего тела. Она промахивается на несколько дюймов, втягивается обратно и начинает сердито завязываться узлом внутри.

Змея. В моем почтовом ящике.

Я пытаюсь усмирить неистовое биение своего сердца и непроизвольную дрожь. Эта тварь пятнистая, серая с бурым, словно лесная почва, с характерной для ядовитых гадов угловатой головой. Я не разбираюсь в змеях, но знаю, что если они гремят, то ничего хорошего это не сулит. Не знаю, закричала ли я. Вероятно.

Я набираю номер знакомого офицера Нортонской полиции – Кеции Клермонт, одной из немногих людей, которым я могу доверить своих детей. Должно быть, мой звонок застает ее в машине, потому что она говорит через гарнитуру, а к ее голосу примешивается шум дорожного движения.

– Привет, Гвен, что случилось?

– У меня в почтовом ящике змея. – Мой голос звучит на удивление бесстрастно. – Мне кажется, эта какая-то разновидность гремучих змей.

– Что?!

– Гремучая змея. В моем почтовом ящике. – Я оглядываюсь по сторонам и хватаю сломанную ветку, лежащую поблизости, сначала удостоверившись, что под ней нет дружков той змеюки. При помощи ветки захлопываю дверцу ящика, запирая змею внутри… а потом начинаю гадать, не использовалась ли эта ветка для той же самой цели. Слишком поздно беспокоиться об отпечатках пальцев, даже если б их удалось снять с шершавого дерева. – Кец, а если б ящик открыли мои дети? Господи боже…

– Она ядовитая?

– Она гремела.

– Она тебя не укусила?

– Нет. Нет, кажется, не укусила. – Адреналин в крови начинает спадать, и я чувствую тошноту и головокружение. Проверяю свои руки – нет ли на них следов укуса, – но все чисто. – Я в порядке, но кто-то должен забрать эту тварь.

– Хорошо, вот что тебе нужно сделать: держать ящик закрытым. Обмотать его скотчем, если понадобится. Я пришлю специалиста, чтобы он извлек змею. – Следует пауза. Дорожный шум становится тише. – Ты думаешь, кто-то сунул ее туда? Намеренно?

– Когда я подошла к ящику, он был закрыт, Кец. И в нем была почта. Змею кинули туда после того, как доставили почту. Если только змеи не научились закрывать за собой двери, она явно не сама заперлась там.

После этого Кеция на несколько секунд умолкает. Я слышу пощелкивание – набирает кому-то текстовое сообщение. Когда она снова заговаривает, голос ее звучит слегка отстраненно.

– Ладно, вот как мы поступим. Я попросила прислать змеелова и криминалистов. Как только змею уберут, криминалисты займутся твоим почтовым ящиком. Если нам повезет, кто-то оставил на нем свои пальчики.

Не могу представить, чтобы кто-то оказался настолько глуп, но она права – следует хотя бы попытаться.

– Хорошо, – говорю ей. – Буду ждать их здесь.

– Я уже еду.

Когда ярко-голубое небо над моей головой выцветает до тускло-оранжевого, а зелень деревьев превращается в черные резкие тени, Ланни спускается по склону ко мне. Ветер уже утих, озеро совершенно недвижно. Большинство лодок пришвартованы у причалов.

Я стою в шести футах от почтового ящика, не сводя с него взгляда.

– Мам? – спрашивает Ланни.

– Возвращайся в дом, – говорю. Я смотрю на почтовый ящик – вероятно, слегка загипнотизированно. – Я скоро приду. Мне нужно кое-кого дождаться.

– Ну… ладно. – Она не понимает, что я делаю и какие вопросы тут можно задать. – Ну что, нам начинать готовить курицу или как?

– Да, – говорю я ей. – Готовьте. Спасибо, солнышко.